ЧИСТЫЕ
ТАНЦЫ
ВЯЧЕСЛАВ
КУРИЦЫН
Казалось
бы,
искусство
про
творческую
интеллигенцию
должно
занимать
скромный
объем рынка,
увлекать в
основном
"своих". На
практике
все наоборот,
в том числе и
на самых
больших
рынках -
треть
голливудских
фильмов
посвящена кино
или
шоу-бизнесу,
а в
большинстве
романов
Стивена
Кинга
действуют
писатели.
Очевидно,
ранимость
пресловутой
бабочки
поэтиного
сердца, а не
только лишь
интерес
публики к
жизни
"сливок
общества" -
залог
успеха художеств
про
художников.
В
сегодняшнем
обзоре три
книжки о
творческой
интеллигенции.
Одна -
мемуары,
сочинявшиеся
целую жизнь, вторая
- боевик,
третья -
игривая
безделка.
Кира
Сапгир.
Ткань лжи.
Москва,
"Галерея 7
гвоздей".
Кира
Сапгир,
литератор
широкого
профиля - сценарист,
детский
писатель,
поэт,
журналист,
переводчик,
уехала в
Париж в 1978
году. "Ткань лжи"
- книжка в
жанре
"Петербургских
зим" Георгия
Иванова,
веселый и
горький
памфлет на
последнюю
волну эмиграции,
от которой
автор
мужественно
себя не
отделяет:
значит, и на
себя
памфлет
тоже. Впрочем,
в
подзаголовке
жанр
обозначен
как "роман-репортаж",
на задней
обложке
фигурирует
"философский
детектив";
принимаются
и
дальнейшие
варианты.
Потому что
"Ткань лжи"
прежде
всего
странно
выглядит.
Прежде всего
внимание
привлекает
именно
ткань, способ
организации
текста.
Десяток
разных шрифтов,
выключки по
середине
страницы,
куски в
рамочках,
таблицы,
рисунки,
стишки, фразы-слоганы,
вываливающиеся
из текста,
будто это не
скромная
книжка, а
глянцевый
журнал плюс
водопады
примечаний.
Роман-кунштюк,
роман -
афишная
тумба.
Цирковое
впечатление
усиливает
страсть Киры
Сапгир к
аббревиатурам
и
псевдонимам,
которые тут
же дотошно
расшифрованы
внизу
страницы.
Пивград - это
Мюнхен,
Иегуда
Битник - это
Иосиф
Бродский,
Корифейские
- Синявские
(причем
Марью
Васильевну
зовут
Ехидной),
Аркаша
Шестеркин -
Ефим Эткинд.
Бобу
Мастурбанта,
Гей-Славянского
и Элеонору
Подмахно
здесь я
выдавать не
стану. Титан
Властяницын
- это, понятно,
Солженицын,
а ЖНПЛ - "жить
не по лжи".
Даже из краткого
перечня
понятно, что
в фантазии
автор себя
не
ограничивал.
Подлинная
жемчужина
словотворчества
- дисси. Такой
изящно-издевательский
привет
диссидентам
более уместен
в устах
пельменя
Бивиса.
Отчаянный автор.
Признается:
"Я ничего не
боюсь, кроме
взрыва
телевизора".
За
частоколом
аттракционов
легко
потерять
собственно
историю, а
ее-то
веселой уж
никак не
назовешь. И
дело не в
трудном
хлебе чужбины,
а все в той же
сверхнормативной
смелости
автора,
безапелляционно
доверяющего
бумаге то,
что в "реальности
номер один"
было,
очевидно,
содержанием
телефонных
и кухонных
разговоров
(вплоть до
подозрений
в чьем-то
стукачестве
и прочих
столь же
деликатных
материях).
Конечно, это
интересно
читать,
только вряд
ли следует
брать на
веру. Андрей
Битов мягко
намекает в
предисловии,
что в книге
действуют-таки
не реальные
люди, а
картонные
фигурки, а потому
"лучше
рассмеяться,
чем
обидеться". Это
всегда
лучше.
Цитата. "Как
во время-то
время оное, / В
чужедальней
во
сторонушке /
Жила-была
честна
емиграция, /
Поживала себе
да не
тужилася..."
Владимир
Тучков.
Танцор.
Москва,
"Захаров".
Творческая
личность в
новорусских
обстоятельствах
- дежурная
тема
искусства
последних
лет, от
сценариев
Константина
Мурзенко до
романов
Сергея Болмата
и Виктора
Пелевина.
Владимир
Тучков - в
прошлом
поэт-авангардист,
в недавнем прошлом
автор
нашумевшего
цикла
рассказов
"Смерть
приходит по
Интернету",
ныне международный
обозреватель
"Вести. Ру" -
выбрал для
своего
сериала (уже
заявлен
"Танцор-2") представителя
пластических
искусств, зарабатывающего
хлеб
танцами в
ночном клубе.
Очень
перспективный
герой -
человек,
виртуозно
владеющий
телом.
Правда,
в "Танцоре-1"
(подзаголовок
- "Ставка больше,
чем жизнь")
из этой
своей
ипостаси герой
выпадает
уже на
десятой
странице,
лишь
красивая
кличка остается.
Дебютный
роман явно
писался на
одном
дыхании, как
привык
сочинять
Тучков свои
миниатюры, и
не очень
редактировался,
а потому
производит
впечатление
весьма разболтанное.
Герои
пропадают
из
повествования
или
заменяются
на других,
функционально
схожих, без
всякой
логики,
некоторые
куски с техническими
подробностями
нечитабельны,
полно фраз
вроде:
"Зарплата
ЗА НОЧЬ
усохла с тысячи
долларов В
МЕСЯЦ до
пятисот", а
главный
злодей, что
совсем
нехорошо,
представлен...
Впрочем, не
буду
выдавать
тайн: эту
книжку все
равно имеет
смысл
прочесть.
Во-первых,
в центре
событий -
подробно
описанная
грандиозная
виртуальная
игра, в ходе которой
гибнут
реальные
люди, то есть
это, кажется,
первый
русский
роман, почти
целиком посвященный
Интернету
(существует
еще "Паутина"
П. и М.Шелли,
но она
доступна
пока только
в сети).
Во-вторых,
Тучков -
писатель
талантливый:
у него много
просто
отлично
выписанных
кусков (см.
цитату).
В-третьих,
структурные
проблемы
могут
разрешиться
на протяжении
цикла:
обретет еще
Танцор свою
танцорскую
сущность,
никуда не
денется.
Строгий критик,
конечно,
имеет право
поморщиться:
дескать,
редактировать
тексты все
же надо, а борхесиански-пелевинский
пафос
неразличения
реального и
виртуального
давно стал
банальностью,
так же, как и
компьютерные
игры, охотно
перетекающие
в настоящие,
в американском
кино. Все
верно:
Тучков
лепит
немудреный
продукт из
ингредиентов,
освоенных
масскультом.
Сериал - он и
есть сериал.
Вот уже два
года новая
русская
словесность
строит
мейнстрим и
начинает в
этом
преуспевать
(во многом
благодаря
стараниям
издательства
"Захаров").
Так что
скоро
начнем
требовать
от
мейнстрима
и шедевров.
Цитата.
"Предательский
дневной сон,
который
глумливо
трясут и
раскачивают
окружающие
предметы,
пялящиеся
на человека,
слегка
прикрытого
дрожащими
веками".
Игорь
Иогансон.
Деточка на
шаре. Москва,
"МыЖ".
Игорь
Иогансон -
внук Бориса
Иогансона,
написавшего
"Допрос
коммунистов",
и сын Андрея
Иогансона,
нарисовавшего
этикетку
водки
"Столичная",
- проделал удивительную
творческую
эволюцию:
был скульптором-монументалистом
белой кости
(лениных
лепил), потом
стал
художником-концептуалистом,
производил
замечательно
лаконичные
гипсовые
буквы, потом
стал
составлять
из букв
стишки и
выпускать
их маленькими
книжками.
Теперь он
сочинил
книжку
большую -
краткую автобиографию,
сопровожденную
рисунками
автора.
В ней
приятно
удивляет
интонация
"естественного
человека", с
одинаково
невозмутимым
лицом и
мягкой
самоиронией
повествующего
и о том, как
халтурились
эти самые
монументальные
ленины
("Лепить
любимого
вождя я не
умел и
научиться
никак не мог.
Первый бюст
за меня
молниеносно
сделала
подруга-скульптор..."),
и о покупке
дачи,
прежняя хозяйка
которой
повесилась
на крыльце.
Основной
мотив -
смирение и
доверчивое
отношение
ко всем
жизненным
перипетиям.
Дело человека
- плыть по
течению;
выпало
ваять
сатрапов -
ваяй
сатрапов,
прибило к
берегу
"актуального
искусства",
где принято
симулировать
глубокий
смысл "в
обретенных
на помойке бумажках,
какашках,
тележках", -
симулируй. И
это не
цинизм, а
скорее
буддизм:
мышей, шуршащих
в подполе на
старой даче,
автор этой
светлой
книжки
принимает
от природы с
такой же
благодарностью,
с какой
принимал
некогда
большие
гонорары от
комбината
монументальной
пропаганды.
Цитата. "Я
занимался
самыми
актуальными
проблемами -
например, борьбой
с
пирамидами
как
средоточием
мирового
зла,
изменением
формы
земного
шара и т.д.".
|
.gif)
.gif)
